Логотип - В грибе

ГРУППИРОВКА
ПРОТЕЗ

Иконка - меню

Нам интересно было бы совершить прыжок выше собственного хуя!

Интервью в ЖЖ А. Плуцера-Сарно. Оригинал: http://plucer.livejournal.com/209456.html

По случаю открытия выставки группировки ПРОТЕЗ мы публикуем эксклюзивное неформальное интервью с художниками Григорием Ющенко и Игорем Межерицким.
29 октября в галерее Юлии и Марата Гельмана в 7 вечера открывается выставка скандально известной группировки ПРОТЕЗ под названием «ПОРНОХОЛОКОСТ». На открытии будет подружка участника группировки Гриши Ющенко – поэт Наташа Романова, известная своей антисоциальной поэзией.
Участник группировки ПРОТЕЗ Григорий Ющенко родился в 1986 году в простой рабочей семье в Новосибирске. Обучался истории искусств в Петербургском государственном университете. Участник более 20 групповых выставок. Автор иллюстраций к знаменитому бестселлеру Натальи Романовой "ZAEBLO". Художник работает в созданном им самим стиле "экзистенциальный трэш".
Участник группировки ПРОТЕЗ Игорь Межерицкий родился в 1956 году в городе Сальске Ростовской области. В 1985-1990 годах учился в Ленинградском государственном институте культуры по специальности «режиссура драматического театра». Занимался сценографией спектаклей. Занятия живописью начал с 1990 г. В том же году провел первую квартирную выставку. С 1994 года принимал участие во многих выставках актуального искусства в Петербурге. Как заявил Игорь Межерицкий, «группировка ПРОТЕЗ начала свое существование 28 апреля 2006 года в дешевом нумере большого загаженного дома на Лиговском проспекте, где я тогда проживал. Мы все случайно встретились в одно время в одной точке пространства».

Плуцер: Григорий, в работах группировки ПРОТЕЗ я вижу отчетливый социальный подтекст, я бы сказал, глубокое социальное чувство. Я воспринимаю ваши работы как исследование того кошмара нищеты и безысходности, в который погрузилось российское общество. Мне кажется, что ПРОТЕЗ в крайне экспрессивной форме показывает весь ужас той бездны, в которой находимся все мы. Бездны насилия, ксенофобии и безумия.

Ющенко: Мы – художники-грузчики, «убитые помойным ведром» и наши работы действительно, как я обычно говорю, «пугающе лиричны». Да, мы в своих работах «исследуем» беспредельные выражения низменных инстинктов человека. Это ты точно заметил, мы погружаем зрителя в кошмар секса, насилия и безумия. И работаем мы в тотально ироничной трэшево-брутальной форме. В этом смысле наше искусство можно рассматривать как прогрессивное, содержащее в себе императивы, которые через иронию защищают нас от всего этого кошмара, о котором ты говоришь. Говоря языком казенного искусствоведения, мы исследуем проявления таких человеческих пороков, как глупость, жадность и жлобство. И там самым мы расчищаем площадку для создания нового позитивного образа России.

Плуцер: Вы все говорите о гуманизме ваших работ, что-то я не вижу никакого гуманизма, вижу поругание существующих «ценностей». Не смазываете ли вы всем этим «гуманистическим» камуфляжем свой протестный месседж?

Межерицкий: Чем возвышеннее и пафоснее слово, тем бессодержательнее оно. Поэтому в данном случае «гуманизм» рассматривается с точки зрения циничного восприятия жизни, и, разумеется, выходя на обозрение в виде нигилизма, его не легко распознать сразу. С самого начала мое искусство было аполитичным и асоциальным. Оно было вызвано к жизни циническим импульсом, полученным от философии цинизма. С тех пор и до нынешнего времени там всегда присутствовали и присутствуют те основные пять тем, заявленных в нашем манифесте, хотя война это есть высшая форма насилия. Эти темы мне интересны, потому что являются проявлением, употребляя терминологию Фрейда, борьбы Эроса и Танатоса и требуют от человека некоего пассионарного напряжения, выводя его из берегов обычного «я». Все события жизни, совершившиеся и совершающиеся, я рассматриваю как любитель зрелищ, некий беспристрастный регистратор, который в отношении любого явления не выносит никаких моральных суждений. Я не пользуюсь оценочными категориями, для меня не важно, добро это или зло. Единственно значимым для меня является сам факт происшедшего.

Плуцер: А ты, Григорий, что скажешь?

Ющенко: Меня страшно заебало отвечать на вопрос о гуманизме. Любому адекватному человеку ясно, что мы не прославляем то, что изображено на наших работах, а порицаем все эти пороки. В том смысле протест против всякого говна у меня присутствует. Но я рисую тотальное безумие для того, чтобы человек задумался и хотя бы попытался измениться в лучшую сторону.

Плуцер: Еще у вас есть некий «нигилистический» месседж, а между тем вы все время рветесь в галереи, постоянно выставляетесь, хотите занять свое место на арт-рынке, вот прорвались, наконец, в галерею аж самого Гельмана. Не вижу тут протеста, вижу успешную интеграцию в арт-сообщество. Не смущает?

Ющенко: То, что ПРОТЕЗ имеет какое-то отношение к «протестному искусству» - это крайне дурацкий миф. Что такое «протестное искусство», «протестные художники» в России? Это люди, делающие совершенно омерзительную и бессодержательную хуйню и при этом заявляющие о своих «левых» убеждениях, как, например, Осмоловский и Гутов. В самих их работах этих убеждений не видно. Делать бессмысленные обьекты из железок с отвлеченными названиями, продавать их за немерянные деньги, а потом на всех углах говорить о «протесте», только никогда не упоминать имен тех, против кого они протестуют. Или как группа «Что делать?» - издавать многостраничную газету с тупым и нечитабельным бредом на деньги какого-нибудь западного фонда. А в лучшем случае, как группа Война - уподобившись беспризорным гопникам, декларативно пиздить плавленые сырки в супермарктеах – вот все лицо российского «протестного искусства». Я очень рад, что не имею никакого отношения к этой хуйне.

Плуцер: При чем тут плавленые сырки?

Ющенко: Я сказал про сырки, потому что именно вот это декларативное воровство - это пожалуй главное, с чем я не согласен относительно этой группы. Я считаю, что если уж пиздить - то пиздить миллион, а не два чирика, потому как с морально-этической стороны это в общем-то одно и то же, а с физической все ж таки совсем разное. В целом же у меня очень ровное отношение к этой группе, у нее есть неплохие акции, впрочем, нисколько нам не близкие.

Плуцер: Миф о вас, о ПРОТЕЗе, как о группе не чуждой социальной тематики и общественного протеста, порожден вашими же работами. Раньше, помнится, вы даже акционизмом занимались, например, у вас была акция «Продажа голоса». Безусловно, опять же с политическим подтекстом, от которого вы все открещивались, называя это просто «социальным идиотизмом». Вы выходили к избирательному участку с огромной табличкой «Продам свой голос». И вас сразу же забирали в ОВД. Что не мешало вам заявлять, что вам «политика как таковая пофигу». Но теперь вас, кажется, социально политическая значимость вообще исчезает и на первый план выдвигается успех и известность. Решили больше не экспериментировать в этой опасной области и заявить полный отказ от социально-политического? Теперь у вас уже нет никаких политических убеждений, нет больше так называемого вашего «социального идиотизма»?

Ющенко: Я никакой не «левый» и у меня вообще нет политических взглядов, потому что политика – это одно полное говно. У меня есть кое-какие очень идеалистические надполитические взгляды и основная их суть сводится к тому, что пока человек настолько кошмарен в этическом плане, что ничего хорошего на этой планете происходить не будет, независимо от формы правления и прочего. Я не протестую против конкретного правительства, политических сил, конкретных людей – у меня более глобальный протест – против всеобщей человеческой серости, гопнической жестокости, быдлизма, которые процветают как в низших слоях общества, так и в эшелонах власти. Я буду очень рад, если после нашей выставки у Гельмана те, кто считал меня «левым» или в общепринятой терминологии «протестным» от меня отвернутся. Это значит, что эти люди всегда воспринимали меня неправильно, и их мнением я не дорожу совершенно. К тому же мне их хочется спросить – а где же вы, бляди, были, когда мы делали свои подпольные акции? Над нашими первыми акциями все ржали и показывали пальцами и вообще отказывались признать это искусством. Теперь мы потихоньку распрямили плечи, добившись некоей доли признания, и это же мудачье дрочит на нас как на «протестных художников».

Межерицкий: Я тоже думаю, что мы никогда не были протестной группой в привычном понимании. Мы нормальные люди, а не тупое «левое» быдло. Нашему творчеству не могут повредить деньги и известность, потому что мы затрагиваем вечные темы, а не прикрываемся фиговым листком протеста. Напротив, денежные вливания в наше творчество дают нам возможность круче выступить с нашими работами и идеями, лучше их подать. Ну вот обьясните мне, что в этом хуевого? Прикрываться деланной «протестной» позицией могут лишь те, кому сказать нечего.

Плуцер: Идете по пути интеграции в арт-сообщество, прорыву в самые успешные коммерческие галереи и отказу от социально-политической тематики?

Межерицкий: Я никогда не думал о присутствии протестного месседжа в моих работах. Протест всегда предполагает наличие противной стороны. Но никакого конкретного или тем более абстрактного врага у меня нет, поэтому повода для протеста могла бы быть биологическая смерть, но протестовать против смерти изначально нелепо и абсурдно, поскольку изменить естественный ход вещей невозможно изменить никому, разве что Богу. Правда, что может быть циничнее, чем ожидающий каждого финал, когда человек из вершины эволюции, хозяина природы, превращается в никчемный зловонный труп, являющийся собой несколько десятков килограммов органических удобрений. В сравнении с этим все остальное уже неважно.

Плуцер: Тем не менее, ваши работы - антигламурный трэш. Но трэш очень эстетский. А при ваших усилиях по внедрению в коммерческие галереи, вроде Гельмана, недалек тот час, когда ваш стиль просто станет новым хорошо оплачиваемым гламуром. Не пугает?

Ющенко: Это очень хорошо, что мы делаем выставку у Гельмана, потому что я не собираюсь нравиться этой всей «протестной» тусовке. И я не понимаю, почему я должен продолжать выставляться в подвалах. Это все в прошлом, нам все это уже не интересно. Чтобы делать новое в новых масштабах, нужны новые средства. Почему мы должны всю жизнь быть задроченными маргиналами? Это ничего не даст кроме хронической усталости. Надо всячески расти. Отказываться выставлять дорогие, качественные проекты в больших галереях – это также абсурдно как отказываться умнеть, отказываться расти физически, отказываться расти профессионально.

Плуцер: И что представляет собой эта ваша выставка у Марата Александровича?

Ющенко: Выставка «Порнохолокост» – это слом реальности. Мы всегда работали на сломе реальности. Завтра нам доверят расписывать Кремль, и это тоже будет позитивный слом реальности. А все протестные декларации пусть засунут себе в жопу. Мы никогда не делали протестных заявлений и не относили себя к подобному искусству. Кроме протеста против общечеловеческих пороков.

Плуцер: А что такое гламур по-твоему?

Ющенко: Начнем с того, что такое «антигламур». Антигламур – это успешный коммерческий бренд для тех, кто устал от гламура. То есть это изначально просто модный такой ярлычок. Обычно «антигламуром», который является хорошо продаваемым трендом, занимаются те же люди, что вчера занимались гламуром, чтобы срубить побольше капусты. Поэтому я ни разу не отношу себя к антигламуру. Что такое гламур? Это яркость, броскость. Эти качества есть в моих работах. Можете считать, что мои работы – это такой альтернативный взгляд на гламур.

Плуцер: Хотите известности и для этого, как я понимаю, и выставляетесь у Гельмана?

Межерицкий: Да, выставляться надо хотя бы потому, чтобы все в Москве узнали о моем существовании, а иначе откуда вы бы узнали о группировке ПРОТЕЗ и обо мне лично. За 19 лет в течение которых я занимаюсь искусством, было очень много выставок во многих местах, подавляющее большинство которых я уже не помню. Это были будничные, рутинные мероприятия, не вызывающие никаких эмоций, не оставляющие по себе никакого следа. Лет 15 назад я перестал их фиксировать. Все это похоже на механический онанизм без оргазма. Группировка ПРОТЕЗ делала выставки и в обоссанном парадняке дома на Фонтанке, где единственными ее зрителями были три полуебнутых старухи и ханыга-жилец, и в подвале механических мастерских Малого драматического театра и в других экзотических местах и эти выставки оставили более яркий след, запоминаясь экзистенициальным абсурдом, чем выставки, проведенные в «приличных галереях». По большому счету выставка в галерее Гельмана не особенно отличается от выставки, проведенной ПРОТЕЗОМ в подвале МДТ, поскольку она радикально не изменяет мою судьбу и количество выставок здесь не переходит в иное качество.

Плуцер: А как вы воспринимаете галерею Гельмана, что для вас значит это пространство?

Межерицкий: С Маратом Александровичем я знаком уже лет десять. И могу с уверенностью утверждать, что он является единственным человеком на современном арт-горизонте, ориентированным на поиск новых, отличных от других, небанальных явлений. Это достоверная информация из опыта нашего общения со многими московскими галереями. Просматривая наш демоматериал, нам отвечали: «Ну что вы, друзья, это же неформат, это разве только к Гельману». Поэтому Марату Александровичу я выражаю свой респект.

Плуцер: Но как-то вы все-таки начинали с социальной тематики, а сейчас вас вдруг в гламур потянуло, это не пинок самим себе в попу?

Межерицкий: Подобные акробатические кульбиты, типа, «пинок самим себе в жопу» или «прыжок выше собственного хуя», - мне даже в некотором смысле интересно было бы совершить, в силу их необычности и с точки зрения экзистенциального опыта.

И вот в заключение одна из последних картин Александра Вилкина с выставки в галерее Гельмана: