Звериный стих. О книгах "Людоедство" и "Зверство".

Григорий Ющенко, автор иллюстраций к "Людоедству" и "Зверству", рассказывает об этих книгах. Так сказать, это статья "вместо предисловия"

Один из лучших известных способов сказать что-то стоящее о людской природе – это описать пограничное состояние, когда грань между человеческим и и нечеловеческим становится тонкой и полустертой. Названия новых книг стихов Натальи Романовой «Людоедство» и «Зверство» намекают именно на такие ситуации. И в них действительно часто описывается превращение человека в зверя во всех красочных вариациях этой трансформации.
За этими устрашающими названиями следует около ста историй об озверевшем человеке среди озверевшего общества, полных карикатурной жестокости, черного юмора и едких замечаний по поводу современных российских реалий. Стихи Натальи Романовой программно лишены лирического героя, они почти всегда написаны от лица конкретных низовых персонажей, а одной из основных задач автора является точная передача их языка и лексики. Рассказы о туалетчице тете Кате, пытающейся построить любовные отношения с представителями «понаехавших» в Петербург народностей; «жертве черных риэлтеров» Маргарите Ивановне, превратившейся в крысу-мутанта и начавшей мстить своим обидчикам; мальчике с задержкой психического развития, повесившим своих родителей на мотке георгиевской ленточки; школьнице, обнаружившей неприличные фотографии своей матери в социальной сети; русских туристах в Турции, отравленных метиловым спиртом – основы этих суровых сюжетов зачастую взяты из желтой прессы, телепередач и интернет-публикаций, как и особенности речи героев. Велик соблазн продолжить перечислительный ряд этих историй, а персонажей представить как «парад современных уродов», но вообще-то главное, что их объединяет – это поиск счастья и любви в недружелюбном, враждебном мире, который как раз часто заканчивается ситуацией на границе человеческого и звериного. «Россия заслуживает произведений о настоящих героях, они ведь есть в реальной жизни – деятельные, творческие, активные и целеустремленные» – что-нибудь такое обязательно предъявят ценители «настоящего искусства», которые усматривают в стихах Романовой только грязь, чернуху и непотребщину (забывшие, правда, тот факт, что вся русская классическая литература – это истории про стеснительных и неуверенных в себе продротов). Удивительно это заметить, но книги «Людоедство» и «Зверство» – во многом книги стихов о любви (при полном отсутствии лирики), любви здесь очень много – что в рассказе о девушке, связавшейся с вернувшимся из ада Чикатило (стихотворение «Веселая свадьба»), пронзительной истории убийства подростков персонажем текста «Балтийский ветер», который «отравил их счастья мгновенным ядом» или даже историей фанатки популярного исполнителя «постшансона» из города Шахты («Любимый певец»). И в страшных современных реалиях (насколько известно, в качестве заглавия одной из книг рассматривалось словосочетание «Российский кошмар») любовь приобретает пугающие, причудливые формы, в крайних случаях заканчивающихся натуральным, буквальным озверением.


"Токсичный мститель" - одно из программных стихотворений, завершающее книгу "Зверство"

Анималистические образы были достаточно частотны и в предыдущей книге Натальи Романовой – «Индюк» (уже одно название обязывало), например, в стихотворении «Сало» немолодая пьющая тетка по фамилии Новгородцева родила «свиносына» от купленного ради пропитания кабана, а в одноименном с книгой тексте менялись головами домашний индюк и попавший стараниями героини под поезд школьник-отличник. В «Зверстве» и «Людоедстве» подобные метаморфозы часто сопровождает осознание героем невозможности дальнейшего существования в человеческом мире (как в случае уже упоминавшегося стихотворения «Токсичный мститель» про ставшую чудовищной крысой Маргариту Ивановну или героиню стихотворения «Остров мопсов», превратившуюся в собаку ради спасения своей любви). Звериное как последний оплот истины и правды, как защита своей норы и своего мира – вот лейтмотив программных стихотворений двух этих книг. Их герои проявляют себя самым ярким образом в момент, когда перестают быть людьми, во многом это стихи о любви к нечеловеческому в человеке. Словом «постгуманизм» почему-то обозначается довольно вздорная теория про будущее цивилизации как единение с продукциями новых технологий и вживлении себе в организм электронных компонентов (у Романовой, впрочем, есть и про это – в стихотворении «Механизмы», являющемся вольным пересказом корейского фантастического фильма), хотя не меньшего внимания заслуживает тенденция, выражаемая простой расхожей фразой «люди стали хуже животных» и пока что массово выражающаяся только в повальной интернет-эпидемии «постов с котиками». А вот на обложке книги «Людоедства» котики злобно скалят ротики, готовые сожрать потерявших свою совесть и веру в себя псевдочеловеков.


Веселая свадьба - стихотворение из "ростовского" цикла, на видео запечатлено как раз выступление в Ростове-на-Дону

Впрочем, стихи Романовой – это не «одно длинное стихотворение про кровь, жесть и уродов» (примерно так их характеризуют ее недоброжелатели) и не гимн всеобщей потере человеческого облика, это к тому же еще и невероятно смешные тексты, которые можно воспринимать и просто на уровне юмора. Наталья неоднократно признавалась в любви к уже ставшему современной классикой мультсериалу «South Park», где, по ее выражению, «обстебано абсолютно все», то же самое вполне можно сказать и о ее поэзии. Обывательские штампы и ценности, патриотизм на грани идиотизма, расхожие петербургские легенды – все это становится объектом колкостей и насмешек. Программным стихотворением в этом смысле можно считать «Город правды», в котором предлагается заменить все лживые вывески в городе на неприглядные, но правдивые (салон красоты «Грация» переименовать в «Средь блядских морд», например). Ложь и лицемерие, так свойственные человеческому миру и несвойственные звериному – одна из основных мишеней стихов Романовой. «Это не стихи, а зарифмованная проза» – еще одно распространенное обвинение, обращенное к автору. Сама Наталья охотно признает, что стихотворная форма ей во многом нужна лишь как сюжетообразующий элемент, выводящий повествование порой на совершенно неожиданную и зачастую гомерически смешную тропинку. А что до поэзии – так ли страшно быть обвиненным в том, что ты не имеешь к ней отношения?

Робокоп - одно из самых смешных стихотворений Н. Романовой

«Ненависть к поэзии» - так назывался толстый кирпич сочинений Жоржа Батая, изданный на русском языке в конце 1990-х годов, но совершенно неважно, что там написано внутри – и написано ли вообще. Просто это название как нельзя лучше подходит для описания отношения к рифмованным (или нерифмованным, но все равно написанным в столбик) строчкам сегодня. Потому что поэзия лезет изо всех щелей информационного пространства – из контактовских пабликов и школьных учебников, со страниц желтых помоечных газет и серьезных интернет-изданий о культуре. Полемика о состоянии современной к поэзии, как правило, сводится к вопросам вселенского масштаба: «умерла ли поэзия?», «актуальна ли поэзия сегодня?», «будет ли поэзия вновь собирать большие залы?». С последним пунктом в последние годы все вполне ясно – по стране с гастрольными чесами колесит достаточное количество поэтических проектов для аудитории всех возрастов – от чтения классики ХХ века престарелыми актерами театра и кино до новых молодежных звезд, подогревающих любовь и кровь недавно вступивших в репродуктивный возраст юношей и девушек. А еще ведь есть так называемая рок-поэзия (хотя мнение, что нет никакой рок-поэзии, тоже не лишено смысла), а еще рэп и хип-хоп, там тоже своя специфика. Стихотворцы делятся на множество мелких люто ненавидящих друг друга и при том причудливо пересекающихся кланов, и многие их представители скажут, что все то, о чем сказано выше – вообще не имеет никакого отношения к поэзии, а в качестве положительного примера приведут свой круг, единственный, по их мнению, хранящий прежний сакральный смысл создания рифмованных строчек. Произведения представителей которого, как правило, практически невозможно отличить друг от друга. Из всего этого очевидно, что поэзия сейчас более чем актуальна и уж точно не приказала долго жить, но так откуда же этот скверный запах? Скорее она с открытием неограниченных информационных возможностей показала свое истинное лицо. Миф о том, что составлять слова в рифмованные строки – это удел отмеченных божественным даром избранных, окончательно развалился. Написанного за последние десять лет хватит на несколько жизней без перерыва на сон на еду, но кто, кроме непосредственных участников писательских пищевых цепочек, может назвать десяток самобытных современных авторов? Принять то, что поэзия в подавляющей массе своих проявлений – это синоним пошлости, трудно, может быть труднее, чем принять тот столь же простой факт, что жизнь человека конечна.
На этом невеселом фоне новые стихи Натальи Романовой, казалось бы, должны быть очень востребованы. В них нет заумности, а есть понятный повседневный язык и мастерски схваченные особенности речи различных возрастных и социальных слоев. В них есть конкретный сюжет. В них есть динамика и действие, которое должно захватывать неискушенного читателя, а для искушенного есть масса отсылок к самым различным культурным кодам – мало кто еще сможет совместить в одном стихотворении фестивали электронной музыки и цитаты из Бродского или мультсериал «Футурама» и певца Виктора Хара. Они поднимают актуальные проблемы современности, бросают вызов обыденности и несправедливости и при этом полны здорового, пусть зачастую и мрачноватого юмора. Однако универсальность текстов Романовой вызывает прямо противоположный эффект – они оказываются совершенно элитарным продуктом, неприемлемым практически для всех. Юмор воспринимается как цинизм и глумление над вечными ценностями, живой язык – как грубость, «полублатной жаргон» и нецензурщина, актуальные темы – как погоня за дешевым скандалом. Отсутствие лирического героя массовая публика, привыкшая к тому, что стихи – это «крик души автора», воспринять оказалась неспособна в принципе, о чем красноречиво свидетельствуют комментарии случайных читателей в интернете, посчитавших абсолютно ролевые стихотворения автобиографическими. Недавние российские законы и вовсе поставили тексты Романовой на полулегальное положение. «Профессиональные» поэтические сообщества не приемлят творчества Романовой (в этой ситуации присуждение ей в 2012 г. премии им. Геннадия Григорьева выглядит скорее как курьез, чем как реальное признание заслуг), считая его «похабенью» и неуважением ко всем, каким только можно, поэтическим традициям и общечеловеческим ценностям. Им невдомек, что в плане отточенного поэтического языка ей, автору семи совершенно разных книг стихов (например, вышедшей в 2001 г. книги «Песня ангела на игле», представлявшей собой абсолютно отстраненную, холодную, отсылающую к немецкому экспрессионизму, наркозному состоянию и индустриальной музыке поэзию) давно не надо никому доказывать свою творческую состоятельность. По идее, при нынешних кошмарных современных российских реалиях именно ее жестко критикующие и осмеивающие эти реалии стихи должны быть приняты слушателями, не желающими жить среди грязи и обмана, но вместо этого культурные деятели и публика предпочитают выстраивать свои собственные концлагеря внутри общего концлагеря, загоняя творчество в резервации, где нельзя сказать грубого слова, а можно говорить только о «высоком». И тем самым они укрепляют не «чистое искусство», а ненависть, беззаконие и тюремные порядки.


В маргинальные музыкальные фестивали, такие как "Структурность", Наташа Романова вписывается куда органичнее, чем в литературные тусовки

Стремление читателей и слушателей Натальи Романовой отгородиться от окружающей действительности носит совсем другой характер. Тотальной несправедливости окружающего мира они противопоставляют пугающие и неприемлемые для обывателей произведения современной литературы, музыки и кино; предрассудкам, стереотипам и ограничениям – свободу не участвовать во всеобщем идиотизме; и им зачастую больше свойственна любовь к зверям и животным, чем декларативная любовь к человечеству. Им и адресованы книги «Людоедство» и «Зверство». А эта статья не адресована ни ценителям творчества Натальи Романовой (им не надо ничего объяснять), ни ее зашоренным оппонентам (им бесполезно что-либо доказывать), а тем, кто случайно проходил мимо и хочет определиться в своем выборе.