Дьявол железных дорог

Опубликовано в альманахе "Усы Лурье" №13



Глава 1.

Майор Чвырь ехал из отпуска один, без жены и в отвратительном настроении. Накануне он жестко поссорился с тестем и тещей, у которых гостил вместе с женой в деревне Ячево, собрал чемодан и громко хлопнул дверью, распугав кур и гусей. Вслед ему неслись проклятия и оскорбления, самыми мягкими из которых были «алкаш», «кобелина» и «залупа конская». Ретроспектива последних нескольких дней в деревне Чвырю была не вполне прозрачной из-за непрерывного пьянства, а потому особенно неприятной. К тому же майора мучило жестокое похмелье. Время от времени в голове прояснялось, и сами собой возникали достаточно ясные, но кратковременные сцены: вот он лежит за сараем в компостной яме, а шурин Колян, помогая вылезти, протягивает ему два горбыля; вот он, почему-то в бане у соседа вместе с тремя грубыми девками из Козловичей, и тут в баню влетают разъяренная теща с женой.
После пары глотков из граненого стакана крепкого черного чая к горлу подступила такая дурнота, что майор, зажав рот двумя руками, ринулся в туалет. Резко открыв дверь, он склонился над унитазом и тут понял, что его нет. В смысле, унитаза на месте нет – он отсутствует. Вполне понятно, какая именно мысль пронеслась в голове Чвыря – «допился». Но толчка не было на самом деле: на его месте зияла дыра, сквозь которую, рябя в глазах, бежали рельсы.

Глава 2.

Анжелика Передок была видной интересной дамой в самом соку. Одевалась броско, вызывающе и по тем бедным и серым временам дефицита всего – экстравагантно. Яркая блондинка с приземистой широкой фигурой обращала на себя внимание мужчин жирным макияжем и заигрывающими ужимками. Платья она носила из дорогого импортного кримплена, сильно укороченные, чулки предпочитала из черного капрона со швом, туфли «Цебо» на толстом каблуке, а шею всегда украшали газовые платки с люрексом ядовитых расцветок. Образ завершало большое количество дорогой чешской бижутерии и лаковая румынская сумка «Золо». Передок не имела подруг – ее всегда окружали преимущественно мужчины и только мужчины. Образ жизни красотка вела довольно разгульный, предпочитая труду на благо социализма рестораны и беспорядочные внебрачные связи. Не работая ни одного дня, блондинка ни разу не привлекалась за тунеядство и жила припеваючи, проводя время на курортах Крыма, Абхазии и Сухуми, но более всего предпочитала местные санатории и дома отдыха, где гнездились видные советские хозяйственники и партработники, а кое-где – представители состоятельной творческой интеллигенции.
Трудовая книжка дамы находилась в отделе кадров жилищного объединенного производственного треста Калининского района Ленинграда с одной-единственной записью: принята дворником в ЖОПТ №37. Разумеется, ни о каком махании метлой в аллеях и скалывании льда на остановках не могло быть и речи. В то время подобные нарушения трудового законодательства были в порядке вещей. Тогда многие так поступали: чтобы продолжал идти непрерывный трудовой стаж, в трудовую книжку делалась запись об оформлении на работу, а вместо тебя работал и получал заработную плату другой человек, в то время уже где-то работающий. В основе такой договоренности лежал взаимный интерес: одному – деньги, другому стаж и статус трудящегося, так необходимый для любого советского человека.
Анжелика же зарабатывала другим. Занятия банальной проституцией, в которой она прошла все ступени, – от вахтенно-плечевой до отельно-валютной, остались в прошлом. Последнее время дама не утруждала себя физическими усилиями и возможными рисками, предпочитая спокойные, размеренные и намного более денежные отношения, знакомясь с обеспеченными и – что немаловажно – известными людьми и внедряясь в их половую, а главное – финансовую жизнь, независимо от их семейного положения.
Несколько бурных лет незаметно пролетели в угаре вокзальных ресторанов, портовых пивных и домов культуры сомнительной репутации. Самыми грязными из них тогда считались ДК Моряков на Двинской улице и Дом Офицеров на Литейном проспекте. Эти злачные места славились самыми старыми и страшными в городе дамами легкого поведения. Анжелика чувствовала там себя как рыба в воде, но после того, как ее грубо отымели в мужском туалете Дома Офицеров четверо пьяных командированных, не заплатив при этом ни копейки и безнадежно испортив купленное у барыг за трехмесячную зарплату ведущего инженера великолепное сафари «Монтана», она наконец поняла, что достойна лучшей участи и более интеллигентных поклонников.
Она начала посещать литературные мероприятия. Теперь, приходя в Дом Культуры Моряков, красавица шла не на танцы или в буфет, а на заседания литературного объединения «Парус» начинающих поэтов и прозаиков. Так постепенно войдя в курс дела, Анжелика быстро сориентировалась, что тереть шкуры среди нищих рифмоплетов по различным ЛИТО совершенно бессмысленно. Среди них не было ни одного, с кого можно было бы содрать хоть шерсти клок, включая руководителей: как правило, творчеством здесь рулили пожилые евреи, все как один – такие же пархатые голодранцы и нищеброды. Одним словом – голь-шмоль. Крупную рыбу надо было ловить не там.
Рыбными писательскими местами по тем временам являлись ресторан дома писателей на ул. Воинова и дом отдыха, а по сути – богадельня для престарелых литераторов в поселке Комарово. Там еще можно было, если иметь терпение, подцепить какого-нибудь снулого инженера человеческих душ, лауреата государственной премии СССР.
Судьбоносное знакомство произошло в ночь на новый 1975 год. В ресторане Дома Писателей были накрыты столы в подражание телевизионному голубому огоньку, в углу стояла елка, вокруг пытались танцевать нетрезвые пары. В роли Деда Мороза выступал крупный специалист по древнерусской литературе академик Лихачев – по тем временам скромный научный сотрудник, а в роли Снегурочки вокруг него вился преуспевающий ленинградский писатель Гавриил Дранин, автор военно-патриотических и производственно-эротических романов, недавно представленный к ордену Знак почета за нашумевшую трилогию о трудовых буднях работников спиртзавода «Я буду пить».
Давно прикормленная уборщица шепнула Анжелике, что Снегурочка сейчас – писатель №1, больше него денег зарабатывает разве только Леонид Ильич Брежнев, к тому же сейчас он здесь находится без супруги и брать его можно голыми руками. Знала бы Анжелика, что все это – наглая ложь ради дешевого косметического набора «Рижская сирень» фирмы «Дзинтерс» (Латвия) и бюстгалтера «на косточках» производства «Коммунар» (Минск) – на большее уборщица не тянула.
Анжелика дождалась, когда утомленная Снегурка направилась в туалет, и там, задрав платье, простодушно попросила ее помочь застегнуть расстегнувшийся от горячих танцев лифчик. Опытная соблазнительница была уверена, что ее обтянутые черным нейлоном формы и наполовину обнаженные ноги в ажурных чулках сработают безотказно, как автомат Калашникова. И не ошиблась. Снегурка с проворством землеройки запустила руку под бюстгалтер и неожиданно опытно стянула его вниз вместе с тугими панталонами и поясом для резинок. «Девушки» закрылись в туалетной кабине и между ними произошел как нельзя более соответствующий подобной ситуации половой акт, который среди интеллигенции, научных и творческих работников называется «коллоквиум», то есть в колено-локтевом положении. Когда они, по очереди оправляя юбки, вышли из туалета, Дранин все еще был в костюме Снегурки – никто ничего не заметил, разве что паричок с белой косой до пояса чуть сбился набок.
После Нового года они стали встречаться, проводя время в ресторанах «Волхов», «Арагви»и «Кавказский», после ужина ехали на такси в гостиницу «Советская», «Прибалтийская» или «Ленинград», которая была к дому литературного классика ближе всего. С каждой встречей, опустошающей его кошелек, писатель привязывался к Анжелике все больше и больше. Через полгода он не только не охладел к ней, но уже и жить не мог без своей пассии, в то время как о женитьбе не могло быть и речи: райком и писательская организация не потерпели бы развода, так как моральная неустойчивость тогда считалась одним из смертных грехов, не совместимых с обликом советского писателя.
К началу осени Анжелика почувствовала неладное. Впервые их встреча произошла не в ресторане «Кавказский», как было договорено, а в котлетной мясокомбината, расположенной в том же здании кинотеатра «Баррикада», но на первом этаже. Вместо столов с накрахмаленными скатертями и дорогим мельхиором там вообще не было сидячих мест: там стоя поедали котлеты и пирожки с повидлом городские бродяги и студенты, наливая себе кофе с цикорием из железного ведра поварешкой, а вместо вышколенных официантов за прилавком стояли две толстые грубые тетки средних лет в грязных передниках и лаялись с очередью. Поездки в гостиницу так же не предвиделось. Хлопнувший под котлету стакан разливной водки писатель предложил сегодня ограничиться коллоквиумом в сортире заведения, на что Анжелика гневно ответила отказом и выбежала на моросящий дождь Невского проспекта одна.
Следующая встреча состоялась в ресторане Аэропорта, но писатель сидел хмурый, мало ел и только пил, тайком от официантов подливая себе в фужер под столом из принесенной с собой бутылки коричневую жидкость. Позже он сознался Анжелике, что деньги у него кончились еще месяц назад. Он начал было тихонько подворовывать у тещи из отложенной ею на похороны заначки, которую он выследил в приобретенном на сданную макулатуру псевдоисторическом романе Дрюона «Негоже лилиям прясть», но был пойман на месте преступления и, сгорая от стыда, понес какую-то околесицу по поводу сюрприза женской половине семьи к 8 марта в виде круиза на теплоходе на Валаам, на что теща, поджав губы, съязвила: «Не иначе как вы арендовали с этой целью атомный ледокол «Ленин». Бедняга признался и в том, что дважды вынес из дома ценные вещи: лисий воротник жены и пылесос «Вихрь», а также хрустальную конфетницу в форме «ладья», 6 стопок с изображением медного всадника, настенную чеканку с изображением Есенина с трубкой во рту, 6 томов БСЭ и болгарскую электродрель «Търново» с набором насадок. Над головой незадачливого любовника сгущались тучи, домашние смотрели косо, переглядывались, не желая верить, что в их доме в лице любимого мужа и зятя завелась крыса; любовница же в каждый момент грозила ответить отказом и послать обнищавшего писателя куда подальше, так как таких голожопых бумагомарателей в Ленинграде и без него пруд пруди.

Глава 3.

Не обнаружив унитаза в вагонном сортире, майор Чвырь ринулся к проводнице, та – к начальнику поезда. Началась суматоха. Перепуганные пассажиры спешно проверяли целостность багажа. Прошли слухи, что в туалете одного из вагонов заложена бомба. Особенно впечатлительные пытались отжать двери вагона и выпрыгнуть на ходу. На станции Осиповичи в поезд вошла транспортная милиция, долго опрашивала свидетелей и снимала паспортные данные всех пассажиров данного состава. По ходу проверки была выявлена подозрительная группа лиц без документов, а также двое безбилетников, примостившихся в купе проводника одного из вагонов. Все подозрительные граждане были высажены на ближайшей станции и переданы в линейное отделение милиции для дальнейшей проверки.
Так началось нашумевшее во второй половине 70-х годов прошлого века дело о злостных серийных похищениях унитазов из вагонов железнодорожных составов практически по всем направлениям железнодорожного транспорта Советского Союза. Общий ущерб от этого преступления исчислялся сотнями тысяч рублей, а к 1979 году превысил миллион. Это оказалось одним из самых крупных хищений социалистической собственности брежневского периода позднего социализма. Милиция и ОБХСС буквально стояли на рогах, пытаясь найти хоть какую-нибудь зацепку в этом деле и обнаружить преступников, но следы этих преступлений обрывались мгновенно и терялись в пучине несоответствий и заблуждений.
На железных дорогах страны царил хаос, грозящий перейти в коллапс. Поезда с выкрученными унитазами считались аварийными и снимались с маршрутов дальнего следования. Пассажиры должны были быть распределены по другим составам, в которых не было места и ждать которые приходилось сутками. Транзитные залы ожидания узловых станций были переполнены, в них царила антисанитария. Отсутствие питания, кипяченой питьевой воды и средств гигиены грозили эпидемиями инфекционных болезней, и они не заставили себя долго ждать. В 1976-78 гг. по стране прокатилась эпидемия сыпного тифа, завуалированная официальными органами и СМИ под ветряную оспу. Количество больных и умерших от инфекции не обнародовано до сих пор, ибо вести какую-либо статистику строго запрещалось. Явление приобретало характер национальной катастрофы, приравнивалось к военному перевороту и гражданской войне. Наиглавнейшие артерии страны – железные дороги – были поражены и обескровлены, движение внутри страны парализовано. К делу помимо ОБХСС подключили комитет госбезопасности, но в течение четырех лет разыграть заговоренную железнодорожную карту не удавалось никому. У руководства страны не было сомнений, что речь идет о целенаправленном массовом вредительстве, финансируемом странами трансатлантического капитала, в особенности в этой истории угадывался след сионистской закулисы.

Глава 4.

Вернувшись из неудачного отпуска, майор Чвырь нехотя поплелся на работу. На душе скребли кошки. В кармане не было ни копейки. Войдя в свой кабинет, он закурил, и тут же раздался звонок коммутатора: начальство вызывало на ковер. Коротко матюгнувшись, майор отправился в конец коридора и толкнул тяжелую обшарпанную дверь, из-за которой раздавались возбужденные голоса.
– Значит так, Гандоныч, – по-свойски обратился к нему подполковник Прыщ, – принимай дело о краже века и чтобы через две недели у меня вот тут – он похлопал себя по пятой точке – не свербило, понял?
– Есть, товарищ подполковник, – вяло откликнулся Чвырь и, взяв тощую папку со стола начальника, вышел.
– Не успел доехать, – подумал он и тотчас вспомнил весь сюжет. – Вот ведь, чертова шутка, – майор непроизвольно икнул, живо представив себя в состоянии тяжелого похмелья в вагонном сортире с дырой посередине. – Ну что ж, как говорится, если партия прикажет, комсомол ответит «хер»! Однако дело есть дело, через четверть часа была сформирована опергруппа и намечен четкий план действий.

Глава 5.

Ленинград, 1976 г.

В Универмаге «Пассаж» на втором этаже оперативниками 5 ОМ Куйбышевского РУВД была задержана некая гражданка без документов, попавшаяся на краже нижнего белья в отделе «корсетные изделия». Шикарная дама в каракулевой шубе и дорогих украшениях, отстояв длинную очередь, которая тянулась по всей лестнице «Пассажа» – там только что «выкинули» венгерские пеньюары из стеганого полиэстера – потребовала примерки изделия, и по закону советской торговли была права. В глубине отдела даже имелась примерочная кабина – зеркальный угол, отгороженный занавеской. Этой примерочной никто из покупательниц никогда не пользовался, так как попросту было не до примерок. Дефицитный товар здесь появлялся крайне редко, от силы раз в полгода, и тогда начинался настоящий ажиотаж: хватали все подряд, сколько дадут в одни руки, не обращая внимания на цвет и размер. Но дама настаивала, и, несмотря на растущее недовольство очереди, продавцам удалось уступить. Дама, не обращая ни на кого внимания, гордо прошла в примерочную, прихватив с собой несколько пенюаров разных размеров, тщательно изучив состав и этикетки изделия с надписью «Hungary». Через четверть часа она вышла с ворохом ярких капроновых тряпок, небрежно швырнув их на прилавок, и отправилась к кассе, чтобы оплатить свой выбор: скромный хлопчатобумажный бюстгалтер цвета серой промокашки с застежкой спереди по цене 2 руб. 04 коп. Однако у кассы дама была взята с двух сторон под руки молчаливыми людьми в штатском, один из которых скроговоркой обратился к очереди: – товарищи! Сейчас нами, оперуполномоченными 5 отдела РУВД Ленинграда, задержана гражданка по подозрению в хищении товара из магазина «Пассаж», нам требуются понятые, и я прошу выполнить свой гражданский долг – вот вас, гражданочка, и вас, мамаша – и он указал на двоих покупательниц.
В отделении задержанная дама яростно сопротивлялась, угрожая судом и разжалованием «красноперых», привлечением их самих к уголовной ответственности и перспективой отправки их в Магадан «по этапу». Она требовала немедленного звонка в Смольный лично Г. В. Романову и присутствия адвоката.
В присутствии понятых гражданку освободили от верхней одежды, шубу описали и сдали на хранение вместе с другими ценными вещами. Под шубой оказалось сразу три дефицитных пеньюара «made in Hungary», надетых друг на друга, а под ними – 12 комплектов дорогостоящего нижнего белья «made in DDR», поступивших в продажу, но удерживаемых продавцами отдела под прилавком с целью дальнейшей спекуляции.
Так как обе понятые были женщинами, в отделении гражданку раздели полностью. Для соблюдения всех норм морали и конституционных прав на досмотр позвали единственную в отделении женщину – младшего лейтенанта Заунывную Г. П. Мужчины-опера из помещения стыдливо удалились в коридор. Через минуту из-за двери раздались душераздирающие женские крики. Кричала не подозреваемая, а свидетельницы, и тут же в коридор выскочила покрытая красными пятнами Заунывная с вытаращенными глазами. Опергруппа немедленно ворвалась в отдел, выставив на расстоянии вытянутых рук табельное оружие, перед их глазами предстала следующая картина. На стуле в наручниках сидел, расставив ноги, здоровый волосатый мужик. Внешне он был похож на актера Евгения Леонова в роли бандита в фильме «Джентльмены удачи». Лысую, как глобус, голову украшали шрамы, отчего ее блестящий ландшафт казался рельефным. Половая принадлежность задержанного не оставляла сомнений: между его мускулистых ног взору присутствующих являлось неоспоримое мужское достоинство со всеми прилегающими и соответствующими случаю причиндалами, – что, собственно, и ввергло всех присутствовавших здесь дам в крайнее смущение, граничащее с хтоническим ужасом.
– Сними-ка, брат Елдырин, с меня шинель, – почему-то произнес вслух неизвестно откуда пришедшую на ум фразу старший уполномоченный Рыгальников, дабы прервать немую сцену.
Оставшись с задержанным наедине и сняв с него наручники, стражи закона продолжили допрос подозреваемого, предложив последнему прикрыться пока что шторой с окна, и он, обернув ее вокруг тела наподобие сари, поведал следующее.

Глава 6.

- Да, я родилась мужчиной, – начал он. По паспорту я – Евгений Передок, 1938 г. р. С детских лет мой пол мешал мне быть самой собою; ведь я ощущала себя той, какая я и есть на самом деле – девочкой, девушкой и, наконец, женщиной. Чудовищная ошибка природы сыграла со мной злую шутку. В 14 лет я сделал исправление в метрике, исправив всего одну букву в имени и переправив пол с мужского на женский (да, внимательный читатель, в профессии Передок была Анжеликой, но по паспорту – Евгенией! прим. замредактора.) Когда я пришла получать паспорт, никто ничего не заподозрил, так как подростком я была очень нежной и женственной. С тех пор я заставила себя забыть об этой ошибке природы и ушла из дома. Меня никто не разыскивал: с родителями у меня были плохие отношения. К тому же мать вскоре умерла, а отец и так был неродной. Профессию мне получить не удалось, и я более десяти лет занималась проституцией. Так я поняла, что нет существ более доверчивых и глупых, чем мужчины и что на меня всегда найдется какой-нибудь влюбленный идиот, который будет меня достойно содержать.
– А как же, как бы это выразиться, ваши мужчины вступали с вами в интимную близость? Они что, не понимали, что спят ни с какой не с бабой, а с мужиком?
– Никто ни разу не догадался. В этом деле самое главное – это первый раз. Однажды переспав, на другой раз уже никому и в голову не придет сомневаться. А первые интимные контакты я всегда оформляла по единому алгоритму: во-первых, совместная выпивка – партнер должен быть пьян – во-вторых, темное помещение, в-третьих – поза «коллоквиум», в-четвертых – активная позиция, то есть, как говорится, всегда все брала в свои руки, направляя – хм, – ситуацию в нужное русло. В дальнейшем допускалась также поза под названием «вертолет», в которой партнер не в состоянии ничего увидеть или почувствовать неладное. Словом, дело техники. И, уверяю вас, я в этом деле – большая мастерица. Даже, можно сказать, мастер спорта, – и рассказчица озорно засмеялась.
– А теперь расскажите о ваших последних связях, – потребовал опер. Назовите фамилии, имена и отчество партнеров, год рождения, их место работы, вес и рост, занимаемую должность.
Арестованная приступила к дальнейшему повествованию.

Глава 7.

Майор Чвырь по дороге домой зарулил в магазин рядом с домом, чтобы купить пачку пельменей. Он по-прежнему жил один. Оставленная в деревне жена не могла вернуться из-за коллапса на железной дороге, и Чвырь вел образ жизни образцового холостяка, стараясь не пить и не ходить по бабам. В магазине он встретил своего дружка и коллегу Рыгальникова из «пятерки», покупавшего две бутылки водки. Друзья решили провести этот вечер вдвоем и пошли к Чвырю в свободную от жены и тещи квартиру. Выпив по бутылке водки на рыло и обсудив все служебные новости и происшествия, коллегам пришла в голову неожиданная мысль. Вместе с тем она поразила воображение своей простотой.
В качестве приманки для преступников они решили использовать Евгения Передка в привычном ему самому – то есть в женском – обличье.
Через пару часов шикарная блондинка в дорогой шубе нараспашку стояла на перроне Витебского вокзала. У нее была переброшенная через руку дорогая лаковая сумка, а внушительный багаж – два огромных чемодана – стояли рядом. Никто не знал, что в чемоданах сидели наши оперативники. Их задачей было схватить преступников с поличным на месте преступления, не дав им избавиться от улик, выбросив из поезда на ходу ворованный унитаз. Роль блондинки была не менее трудной и ответственной: ей предстояло соблазнить преступника и удерживать его на месте преступления до прихода в туалет оперативников, известить которых она должна была громкими криками, имитирующими бурный темперамент при половом акте. Двое суток оперативники провели в чемоданах, а красотка почти все это время провела в вагоне-ресторане за счет горе-пассажиров, клюнувших на ее прелести. Операция не увенчалась успехом.

Глава 8.

На след предполагаемого преступника опера выходили неоднократно. Пару раз были задержаны граждане, поразительно долго занимавшие сортир и не реагирующие на стук и требования открыть дверь. Впоследствии оказывалось, что оба раза это были просто сильно перебравшие пассажиры, которые вырубились в обнимку с унитазом и так крепко в него вцепившиеся, что отрывали их с большими усилиями.
Однажды удача, казалось, была совсем рядом. Один из пассажиров, севший в поезд на станции Орша, неуловимо отличался от других, во-первых, отсутствием багажа: в его руках не было никакой поклажи – ни сумок, ни рюкзака, ни чемодана. Гражданин нес под мышкой завернутую в тряпку какую-то палку – и ничего больше. К тому же у него с собой не было и никакой снеди, и это особенно насторожило наших детективов. Когда все пассажиры, едва поезд тронулся, достали свой провиант и в вагоне завоняло вареными яйцами, странный гражданин нахохлился и еще крепче прижал к себе свою палку, обводя все вокруг бегающими глубоко сидящими глазками. «На крысу похож», – шепнул майор напарнику – «Скорее на крота», – уточнил тот. Наконец в вагоне одним щелчком выключился свет, пассажиры захрапели, а странный «крот», озираясь по сторонам, крадучись пошел в туалет, не выпуская из рук – в чем уже не было сомнений – орудие преступления.
– Вот он, голубчик, – потерли руки детективы, – на дело пошел!
Преступника надо брать с поличным. Поэтому коллеги торопиться не стали и затаились в тамбуре, превратившись в слух. Через минуту вагон тряхнуло, подбросило, раздался страшный скрежет, и состав остановился. Пассажиры попадали с полок, началась давка и паника. Злоумышленника в шоковым состоянии извлекли из туалета и передали на попечение транспортной полиции. Наутро во всех газетах появились его фотографии и крупные заголовки: «похититель унитазов задержан», «вредитель пойман на месте преступления», «вор должен сидеть в тюрьме», «конец бесчинствам на железной дороге» и «двое милиционеров задержали туалетного вора». Однако уже вечером того же дня сводки происшествий снова запестрели сообщениями о продолжающихся кражах на железной дороге. Сразу на четырех направлениях движения поездов было сорвано около 30 вагонных унитазов, что соответствовало ущербу на полтора миллиона рублей.
Это был удар ниже пояса. Далее появилась закрытая информация для внутреннего пользования сотрудников милиции. Она заключалась в следующем. Задержанный оперативными сотрудниками подозреваемый Коротков Г. П. (в милицейских сводках – «Крот») не является серийным похитителем унитазов в особо крупных размерах. Проверка показала, что он является инвалидом, страдающим психическим расстройством и состоит на учете в ПНД Дзержинского района с 1966 г. Свое деяние задержанный объяснил маниакальным желанием проверить, «что будет, если в очко унитаза поезда на полном ходу бросить железный лом». Кроме того, главный врач НИИ им. Бехтерева тов. Медведев считает, что подобная мысль здоровому человеку в голову придти не может и что она сама по себе является показателем психического расстройства. То есть, фактически такой вопрос может придти в голову любому психу, но далеко не каждый псих возьмется его собственноручно реализовывать, так что задержанному придется пройти медицинскую комиссию, а пока он помещен в специальную психиатрическую лечебницу на Арсенальной набережной как представляющий опасность для себя и окружающих граждан.

Глава 10.

При этом угроза и явный ущерб социалистической собственности продолжал наноситься. Вконец измотанные Чвырь и Рыгальников, деморализованные неудачной операцией, решили взять тайм-аут, чтобы частично восстановить утраченные силы. Ничто так не восстанавливает силы, как выпитая на свежем воздухе бутылка водки, поэтому друзья решили поехать «на шашлыки». Данное времяпровождение с некоторых пор стало у нашего населения любимым национальным видом спорта наряду с баней и хождением по бабам, причем два последних для сокращения количества позиций обычно совмещаются. Наши герои решили с женщинами не связываться, так как считали, что от них только шум в ушах и дополнительные расходы. Да и компания больше двух – уже немобильная конструкция.
Друзья «кинули на морского» – кому заниматься мясом, кому – водкой, и выдвинулись на природу. Время летело незаметно, коллеги выпивали и закусывали, а о работе условились не разговаривать, чтобы не отравлять отдых. Это было несложно, несмотря на то, что совсем неподалеку проходила железная дорога и шумели проходящие мимо составы. Тем не менее дальше идти не имело смысла. Нигде не было лучше поляны, на которой уже стоял импровизированный мангал из кирпичей, и нигде больше не открывалось таких роскошных видов – прямо на крепость «Орешек». С Ладоги дул освежающий бриз. Майор Чвырь потянулся было перевернуть шампуры, и тут вдруг, сметая на своем пути все, что можно, мимо со свистом пролетел какой-то показавшийся необычайно огромным и страшным предмет и влетел в воду. «Бомба», – пронеслось в голове у майора; «Метеорит!» – заорал не своим голосом напарник Рыгальников, – «Ложись!» Опера легли и закрыли головы руками в ожидании взрыва. Так они лежали довольно долго. Взрыва не последовало. Зато из кустов вылез какой-то мужик в телогрейке и в резиновых сапогах и полез в воду. Он пошарил в воде палкой и вытащил металлический предмет, похожий на унитаз. Упаковав свою добычу в клетчатую челночную сумку на колесах, он спокойно пошел, таща ее за собой, к станции.
– Слышь, Гандоныч, – первым оправился от шока Рыгальников.
– Да слышу, слышу. Не дурак, – ответствовал Чвырь.
Они рванули следом.

Глава 11.

Задержанный оказался нигде не работающим жителем поселка им. Морозова Х. Ф. Шулеповым 62 лет. На все вопросы он отвечал односложно:
– Ась? – и прикладывал к уху натруженную руку, или:
– Нам неведомо, мы люди простые.
Однако, сутки просидев в КПЗ, товарищ стал более разговорчив. В конце концов из него удалось выудить, что его нанял «в дело» один «интеллигент» по кличке Драня, который только притворяется интеллигентом, а сам – тот еще уголовник. Драня промышляет сдачей цветных металлов: срезает провода с ЛЭПов и свинчивает толчки в поездах. Раньше у Драни на подхвате было двое подельников: мелкие писателишки, пробавлявшиеся редкими публикациями в журналах «Звезда» и «Нева», оба алкоголики: Приходько и Погореловский. Но оба оказались нечисты на руку: повадились с пойманными унитазами шастать мимо Драни, за что и были уволены.
Таким образом, благодаря показаниям задержанного Шулепова был взят точный след на организатора преступлений. Им-таки оказался писатель Гавриил Дранин – «Снегурочка», лауреат Государственных Премий и кавалер ордена Знак Почета. Не надо было быть великого ума и проницательности, чтобы понять: Драню на все это толкнула роковая любовь. Именно страсть оказалась тем пыжом, который помог разгореться преступному деянию и спалившему нежную и ранимую душу творческого работника.
Выжженная пустыня вместо души изуродовала инженера человеческих душ до неузнаваемости. За год с небольшим этот невысокий человек с тихим голосом превратился в монстра. В его руках появилась нечеловеческая сила, кулаки превратились в железные кувалды, глаза горели дьявольским огнем, ноги напоминали столбы из стали, и стал он похож на индустриального демона. Еще немного – и за его спиной того и гляди появятся жесткие черные крылья, и он взлетит и помчится по воздуху, обгоняя поезд, с унитазом в руках.

Глава 12.

Гавриила Дранина привлекли к делу пока что в качестве свидетеля. Необходимо было получить от него признательные показания, но дело двигалось плохо. Писатель пошел в глухой отказ. На очной ставке с дедом Шулеповым отрицать личное знакомство он не мог, так как дед опознал его среди шести подставных, но Дранин настаивал, что ни о какой шайке-лейке нет и речи, а деда он нанимал с целью сдать бутылки, накопившиеся на даче, и залатать крышу сарая. А очная ставка с Анжеликой повергла беднягу в состояние ступора, когда ему были предъявлены первичные половые признаки объекта его африканской страсти. Дранину потребовалась срочная психиатрическая помощь. Ни о каком суде не могло быть и речи. Учитывая заслуги его как писателя, он был определен на лечение не на Арсенальную, где сидели всякие маньяки, а в институт Бехтерева. Там под наблюдением лучших врачей страны и опытного персонала он провел около 30 лет и вышел на свободу уже при Путине. Теперь это был полностью излечившийся от всех возможных страстей глубокий старик с кроткой улыбкой, дополняющий собой в качестве свадебного генерала проправительственные культурные мероприятия. Его бурная молодость и криминально-инфернальная деятельность остались в прошлом.