Интервью сайту abje.tk

Нападение – замечательный прием в арсенале художественной жестикуляции, редкий и недостаточно осмысленный. Особенно хорошо, если это нападение совершается по-панкушному юродиво и маргинально. Общественность пока не выработала в себе иммунитет к подобному, а потому от эстетических атак нервно охает и ахает, на радость и веселье атакующих. Таков наш новый гость – художник Григорий Ющенко, с которым мы обстоятельно побеседовали о том, что он делает и как это нужно кушать. На здоровье.

Григорий, здравствуй! Ситуация сегодня складывается не самая благоприятная для критичных исследований вроде твоих. Нет опасений на этот счет? Мало ли, народные расправы, репрессии..

- Опасения не обязательно связаны с репрессиями. У нас можно получить чем-нибудь тяжелым по башке, отойдя пару шагов от дома, и не занимаясь никаким искусством. Так что это все частные случаи.

Как бы ты обозначил и сформулировал те проблемы, над которыми работаешь? К каким результатам приводит визуализация этих проблем на твой взгляд?

- Интересуют пограничные состояния человека. Например, озарение, граничащее с отчаянием. Или отчаяние, граничащее с озарением. В общем-то, большинство последних моих серий работ об этом. А к каким результатам может привести визуализация проблем? Ни к каким, кроме собственно появления визуальных работ.

Каким образом ты эти пограничные состояния схватываешь? Как определяешь, что имеешь дело именно с состоянием пограничным, а не каким-либо другим, и что по-твоему находится за этой “границей”?

- Ну вот смотри, у меня в принципе все работы, все серии, сделанные за последние четыре года изображают персонажей, которые вдруг что-то поняли, осознали. Есть такая мифология, что вот есть такой Ющенко, у него на всех работах кровь, кишки, ебут кого-то в жопу. Ну да, такие сюжеты тоже были, в особенности, когда я был участником арт-группировки «ПРОТЕЗ» и мы перерабатывали всякие особенно веселые сюжеты из желтой прессы и криминальных хроник. Но на последних работах – там все про озарение. Про персонажей, которые поняли что-то такое, с чем жить дальше нельзя, инсайты такие. А жить дальше все равно приходится. Вот это и есть пограничная ситуация, и все мы в них в какие-то моменты оказываемся, вызвана она может быть очень разными причинами.

Как сильно разнятся изображаемые тобой сюжеты и реальность? В каком соотношении они вообще находятся? Доводилось ли видеть материализацию того, что пишешь?

- Проект, относительно которого постоянно приходится наблюдать материализацию – это проект «Русские черти». Конечно, лучше бы они не материализовывались. Но так не бывает.

Насколько необходимы в твоих работах ирония и стёб? Какое место то и другое занимают в современности в целом, и в искусстве в частности?

- Абсолютно необходимы, мои работы ни в коем случае нельзя воспринимать на серьезных щах. Если взять, например, мой последний проект «Приговор для Продротова» и изъять из него специфический черный юмор, то получится занудная такая и потому совершенно неинтересная и невпечатляющая проповедь. Точно так же не советую относиться серьезно вообще к чему-либо – от этого все беды и проблемы.

Выходит в корне проповедь все же? Или же нет? Что располагается в ядре твоих работ?

- Ну почему проповедь, есть история, ее можно рассказать по-разному. Можно ее рассказать назидательно, дидактически, скучно – получится проповедь. А можно рассказать так, чтобы было смешно и страшно.
А в ядре работ… Тут надо пояснить, что я вообще не мыслю отдельными работами. Я мыслю исключительно сериями. Есть такие живописцы (я себя к ним не отношу): вот он рисует пейзаж, у него он получается гениальным, самодостаточным. Вот он второй нарисовал, он похуже, вот третий опять получше. И все они сами по себе. У меня отдельная работа несамодостаточна, у меня жестко построенные концептуальные серии, там все работы взаимосвязаны, и в основе лежит принцип некоторого каталога, энциклопедии, по крайней мере, в последние несколько лет. «Русские черти» как каталог напастей, которые на человека обрушиваются, «Приговор для Продротова» как каталог жизненных ценностей, в которых человек по ходу жизни разочаровывается, «Добрая светлая и позитивная музыка» как каталог бессмысленных действий, ну и так далее. И те проекты, которые я в будущем собираюсь делать, они тоже все будут построены на этом же принципе, потому как для меня это пока что самый действенный способ структурировать свою деятельность.

Как считаешь, твои жесты действенны? На что они рассчитаны? На какой класс или слой населения?

- Я уже давно определил так, что все свои работы, выставки, художественные жесты я делаю только и исключительно для себя. Чтобы мне это нравилось самому. Потому что мне не хватает именно такого искусства, которое я делаю сам. Ну, здесь есть конечно примечание: «Для себя и для таких, как я», но эти «такие как я» — это величина непостоянная, происходит ротация, это нормально.
Жесты ни на что не рассчитаны. Я от своей деятельности испытываю своеобразное удовлетворение, испытываю драйв, и тем, кто находится со мной в данный момент на одной волне, это все тоже передается. Но у меня если и был когда-то такой момент мессианства, что вот, я сделаю работу и от этого кому-то там станет лучше или легче, или он вообще изменится – то это давно прошло. «Искусство, способное изменить мир» — это очень пошло звучит, это нелепо и неправда. Для меня творчество это просто один из немногих, если не единственный, способ общения с другими себе в данный момент подобными. Такие разряды электричества, что-то вроде.
Поэтому ни на какой конкретный класс населения я, естественно, не ориентируюсь. Единственное, что надо отметить, что для восприятия моих работ нужно быть свободным от большого количества распространенных предрассудков. И, конечно, я куда больше рад позитивной реакции на мои работы от людей, которые не имеют никакого отношения к современному искусству, к арт-тусовке (художники, кураторы, просто тусовщики и т. д.). Мне очень приятно, что на мои выставки ходят те люди, которые обычно не посещают выставки современного искусства, ввиду их скучности.

Если это общение, то как оно осуществляется? Нельзя же монолог назвать общением. Или речь об общении на экспозиции?

- Ну, общение на экспозиции – это тоже немаловажная часть жизни, хотя оно, увы, часто приобретает несколько инфернальный характер. Но я не об этом. Почему монолог? Вот я слушаю альбом группы «Министерство любви», например, или перечитываю «Москву-Петушки», скажем. Я получаю что-то серьезное от этого. Куда больше, чем от общения с большинством людей. И кто-то получает от моих работ подобное. Зачем-то ведь ходят, смотрят. Не только же затем, чтобы водку на открытиях из канистры жрать. Вот и идет обмен электричеством, мне тоже надо что-то отдать, не потому что я кому-то должен, а потому что меня тоже прет.

Что такое художник-аутсайдер? Почему ты вписываешь себя в этот контекст? Насколько релевантно это вписывание?

- Слово «аутсайдер» довольно многозначное. Во-первых, оно означает художника, никак не вписанного в то, что называется «художественным процессом». Сюда относится творчество самоучек, непрофессионалов, полусумасшедших, сумасшедших, просто отшельников, которые не стремятся к показу своих работ или не имеют для этого необходимых коммуникативных навыков и так далее. Сюда я точно себя не могу отнести – я худо-бедно в арт-процессе участвую, участвую в выставках, хотя и стараюсь держаться вдалеке от любых объединений и тусовок. При этом я очень интересуюсь аутсайдерским искусством, оно зачастую намного интереснее профессионального. А также слово «аутсайдер» можно применять как бы в переносном смысле для обозначения художника, чьи методы и тематика радикально и в хорошем смысле расходятся с общепринятыми в данный момент в культурном контексте. В этом смысле про некоторых вполне успешных и известных авторов можно сказать, что они аутсайдеры – аутсайдеры в контексте общекультурной ситуации. Не знаю, можно ли меня сюда отнести, мне природная скромность не позволяет, пусть это кто-нибудь другой скажет. Но да, я стараюсь держаться outside.

В целом, не чувствуешь ли ты устаревания формы с которой работаешь? Как в этом смысле ситуацию разбавляет работа на улице? Изменяются ли цели с выходом из мастерской?

- Я слишком поздно родился, чтобы гнаться за новизной формы. Все уже придумано и украдено до нас. Для меня важнее формы всегда была художественная убедительность. С этим, у меня, надеюсь, все не так уж плохо.
Работа на улице преследует исключительно цели добиться большей художественной убедительности в контексте данного проекта. Если бы проект арт-группировки «ПРОТЕЗ», о котором говорилось выше, под названием «Охуенно русский», реализовывался бы не на улице, а как станковые работы в домашних условиях, он бы столь убедителен не был. Кроме того, уличное искусство предполагает такой замечательный момент, как столкновение с работами абсолютно неподготовленных людей, которые вообще не врубаются, как на него реагировать, а это всегда невероятно приятно осознавать и наблюдать.

А как ты определяешь убедительность работ? Есть ли какой-либо внутренний критерий?

- Когда был «ПРОТЕЗ», у нас было много полушуточных, но очень точных критериев для оценки своих работ и работ друг друга. Был такой критерий «по пятнам», этим на самом деле абстракционисты пользуются. Был крайне важный критерий «по идиотизму» (и мне здесь опять приходится цитировать Егора Летова, это он в каком-то интервью 90-х годов говорил, что очень сильные по идиотизму певицы – Лариса Черникова и Ирина Салтыкова. Вся жизнь почему-то устроена так, что постоянно натыкаешься на цитаты из Летова.), оценивался уровень абсурдирования в работах таким образом. Сейчас я один работаю, стало тяжелее. Как-то справляюсь. Важно избежать пошлости, избитости (здесь я делаю серьезные щи), но иногда как раз избитость может стать важным абсурдирующим элементом, это все не так просто. Это как вывести рецепт, сколько водки лить в квас, чтобы было и крепко, и вкусно. Можно формулу-то вывести, вот только водка, квас, стакан и вкусовые рецепторы всегда разные. Я вот, кстати, очень негативно отношусь к людям, которые хотят ко мне прийти в гости и посмотреть работы (как и к исполнению песен и стихотворений автором в тесных компаниях). Чего ты там собрался посмотреть, чего ты в этом понимаешь? Вот будет выставка – тогда и посмотришь, там все будет в лучшем виде. А в процессе работы – здесь есть чисто профессиональные критерии оценки (вот «по идиотизму», например), причем очень узкопрофессиональные. И если ты художник – это вовсе не значит, что ты мой коллега, скорее всего как раз нет.

Есть ли в планах продолжение деятельности на улице?

- Есть. Даже надеялся, что в этом году, но не срослось из-за всяких ничтожных по сути причин, за что я себя постоянно ругаю. Если не срастется в следующем, то для этого нужны будут совсем уж жесткие причины.

Расскажи о вредном искусстве? Почему мы можем нуждаться в нём? Какие изменения превносятся в ситуацию в связи с вредностью?

- Спасибо за то, что прочитали мой текст, опубликованный в журнале «Афиша», где я об этом и говорю. Честно говоря, я лучше отошлю вас к упоминаемому в нем рассказу Туве Янсон. Я могу долго говорить об искусстве как о чем-то, вредящем и чуждом обывательским установкам и при этом вредящем самому его проводнику как живому организму, но это будет бессмысленное барахтание в океане ничего не значащих слов. Там все сказано точнее и, в общем-то, не только про искусство, а, может быть, и вовсе не о нем.

Что ты можете сказать о понимании твоих работ со стороны? Какое оно, понимание искусства в рамках института современного искусства как таковое?

- Наверное, надо спросить у самих представителей институций современного искусства, к которым я себя не отношу, несмотря на профильное искусствоведческое образование. Единственное, на что я очень надеюсь – это на то, что мои работы можно воспринимать не обладая энциклопедическими знаниями по истории искусства двадцатого века (и более раннего, и теории структурализма и еще прочей хуйни), достаточно просто быть незашоренным и лишенным быдловских предрассудков.

Как бы ты охарактеризовал то положение, в котором находится сегодня художник в нашей стране, учитывая волну ура-патриотизма и прочее мало приятное добро?

- А что, когда-то было иначе? Про это все исчерпывающе сказано в интервью и некоторых песнях Егора Летова, которые уже процитировали все, кому не лень и которые еще разве что не включили в школьную программу.

Насколько искусство может быть революционно? Как стоит (и стоит ли) добиваться подобного эффекта?

- Я уже говорил, что в принципе не верю в «искусство, меняющее мир». Это не работает, весь ХХ век это доказывает. И вдохновляться какой-то революционной эстетикой или идеями в 2014 году мне кажется примерно столь же замшелым и нелепым, как быть убежденным монархистом и мечтать клонировать Николая II. Хотя, если автор делает убедительные и нескучные работы, ему можно простить любые заебы, вплоть до монархизма, радикального исламизма или веру в то, что его травят газом через высверленные дырки в потолке.

Как ты можешь прокомментировать тот факт, что актуальные художественные жесты критическим образом отстают от теории? Как преодолеть этот разрыв, и нуждаемся ли мы в этом преодолении?

- А вот тут я категорически не согласен. Художественный жест в принципе не может отставать от теории, потому как любые теории – это всего лишь бессмысленная говорильня. Пиздеж, проще говоря. У любой, даже самой замечательной теории, очень короткий срок действия. Потом выясняется, что она не работает. У искусства тоже ограниченный срок действия, но он все-таки намного дольше. К теоретикам от искусства я очень пренебрежительно отношусь, все, что они производят, это, как правило, очень унылый и спекулятивный пиздеж. Его эффект, по сравнению с эффектом от сильных художественных работ, в принципе никакой. Ну вот как пример можно привести случайно мной прочитанное открытое письмо Осмоловского к участницам Pussy Riot. Читаешь, вроде довольно правильные вещи написаны, а потом вспоминаешь, какую хуйню сам Осмоловский делает последние лет пятнадцать – ну и все. Разве его при этом можно вообще как-то воспринимать? Очень не люблю теоретиков.

Должен ли художник нуждаться в поддержке со стороны? Для чего нужна эта поддержка, кому она выгодна и каким образом она ограничивает работу художника?

- Я за десять лет своей деятельности так и не понял, что значит «поддержка». Вот сделал я проект, я ищу, где его показать. Естественно, мне необходимо какое-то пространство. Если мне его предоставляют, то можно ли это считать за поддержку? Мне ни разу не поступало никаких предложений о «поддержке», в обмен на которую мне бы предлагали какое-то ограничение творческой свободы или что-либо подобное. Это, вообще, распространенный миф, что как только ты начинаешь что-то делать, то сразу будут появляться какие-то богатые демоны-искусители и предлагать тебе продать им свою душу. Никто не появляется, никому ты не нужен.

Насколько художник должен быть политизирован? Возможно ли рассмотрение социальных проблем без упора на политику и критику сложившегося властного института?

- Политизированное искусство я вообще терпеть не могу, хотя бы потому, что не могу вспомнить ни одного хорошего политизированного автора. Если тебя волнует политика – занимайся ей. Занимайся в том формате, в котором тебе интересно – в легальном или нелегальном. Причем тут искусство? Политической критики в моих работах вроде нет особой. И ее нет не потому, что чего-то боюсь, а потому, что это просто тупо. Это же все частные случаи. Я не верю, что если власть поменять, то что-то изменится. У меня и социальная критика-то в работах едва ли присутствует. Я, конечно, немножко играл в некоторых интервью в социального критика, но это больше стеб. Это все опять же частные случаи пограничных состояний человека – отчаяния, ужаса, беззащитности. Они могут быть вызваны и теми причинами, которые принято называть «социальными». Вот это и есть в моих работах. Я не выступаю в своих работах за смену губернатора, честные выборы и установку урн через каждые полтора шага, это же было бы просто нелепо.
Но вообще есть такой трек у рэп-ансамбля «Бухенвальд Флава» с рефреном «взял нож – значит политик». Вот тут то же самое. Нарисуешь, что кому-то в карман нассали – все, значит социальный критик, значит против власти, потому вы, видимо и спрашиваете.

Каким ты видишь развитие искусства в будущем? Какие можешь дать прогнозы?

- Если я толком не знаю, что будет со мной завтра, какие я могу давать прогнозы относительно чего-либо?

Беседовал: Иван Спицын